Монолог с перерывом на смерть. Люди говорят о книге «Марцев»

Культ • редакция KYKY
13 октября, ровно через два года и один месяц со смерти Петра Марцева, в Галерее «Ў» прошла закрытая презентация книги «Марцев». Слова, которые сказали Валентин Акудович, Владимир Цеслер, Елизавета Марцева, Вадим Прокопьев и Змитер Войтюшкевич, должны где-то остаться. Пусть, по традиции, останутся на KYKY. Что касается самой книги, то сегодня ее уже можно найти в кнігарне «Логвінаў».

Главред KYKY Саша Романова. Написала книгу «Марцев»

«Вчера я была на тренировке по тайскому боксу, и меня ударили по лицу. Я предполагала, что нечто подобное произойдет в связи с этой книгой, потому что сама идея выстроить из бесед с Петром Марцевым авантюрный художественный роман – достаточно хулиганская. Эта книга может сделать больно. Она может рассмешить до слез. Вызвать сильное возмущение. Единственное чувство, которого не будет – равнодушие. Как бы мы к нему не относились, Петр Марцев – наш, современный герой. Может быть, эта книга должна была выйти через сто лет, для того, чтобы пересудов вокруг было меньше. Но все получилось так, как получилось, и это хорошо».

Філосаф і пісьменнік Валянцін Акудовіч. Редактировал книгу «Марцев»

«Увогуле я нічога не ведаў пра Сашу Раманаву, і пра kyky.org ніякае не ведаў. І тут тэлефануе мне жанчына і кажа: «Ігар Логвінаў параіў мне запрапанаваць вам як рэдактару працу над рукапісам». У той момант я быў больш-менш вольны, таму пагадзіўся. Мы сустрэліся, Саша прынесла мне пачатак раману, і ён мяне адразу захапіў. Хаця там нічога такога не было: дзяцінства Марцава. За сваё жыццё я адрэдагаваў дзесяткі кніг прозы. І ніколі за ўсе дзесяцігоддзі майго рэдактарства не было такога, каб я ўсім, з кім сустракаўся, пачынаў з захапленнем распавядаць пра кнігу… Я не проста працаваў над рукапісам, я лётаў і ахаў-охаў у захапленні. Але і працы было многа, працы сур'ёзнай.

Калі мы распавядаем пра сябе, мы ўсе прыдумляем, гаворым пра сябе такімі, якім хацелі б быць, а не такімі, якімі былі – гэта закон жанру. Карацей, Саша скочыла ў гэты вір, я – за ёю, і нас тры месяцы калбасіла. Не скажу, што я цалкам задаволены зробленым – я наагул зануда ў гэтым сэнсе. Нешта можна было б зрабіць іначай, лепш, але вартасцяў у гэтай кнігі столькі, што яны пакрываюць усе недахопы. Я ўпэўнены, што калі на тым свеце ёсць жыццё і сувязь з нашым рэальным светам, то сёння Пётр Марцаў мацюкаецца са страшэннай сілай, але разам з тым у яго – свята. Саша, вы – фантастычная маладзец! Кнігу будуць ганіць, лаяць, але разам з тым – захапляцца».

Художник Владимир Цеслер. Придумал идею обложки

«Когда мы познакомились, они учились на филфаке. У них была группа из четырех человек: Петя Марцев, Леня Ширин, которого вы сейчас знаете как очень известного поэта и композитора, Марк Мерман и Андрей Петрашкевич, сегодня второй человек в Епархии. Петя жил на Красноармейской, у них была детская компания. Представляете себе танк у Дома офицеров? Тогда крышка не была запаяна, Петя с товарищами залезли в него, начали крутить ручки, что-то защелкнулось. Дуло танка оказалось повернутым на здание ЦК. Они не смогли ничего исправить и убежали. Когда нашли, кто это сделал, поняли, что наказывать некого: дети таких людей, что лучше не трогать… В книге написано про это легкое хулиганство.

Или вот еще одна смешная история. Были мы как-то в Москве у приятелей. Минчане больше любят выпивать, а москвичи – курить. Нам сунули покурить, Петя сказал, что его «не берет». И вот сидим мы разговариваем. На столе стояла пепельница – бронзовая черепаха с открывающейся крышкой. И тут Петя спрашивает: «А где пепельница?» Я говорю: «Уползла». Мы дальше сидим. Я смотрю: Петя курит, а пепельницу пальцем придерживает… Значит, все-таки взяло… Я не могу сказать, что у него был легкий характер. Его нужно было воспринимать таким, какой он есть, если ты хотел с ним дружить. Человеком он был незаурядным, но очень непростым».

Елизавета Марцева. Дочь Петра

«После папиной смерти я больше всего жалела о двух вещах. Первая: то, что мне больше не удастся с ним поговорить, а вторая – то, что я не записывала то, что он мне рассказывал. Хотя было бы странно, наверное, общаться с ним в кафе и записывать его слова на диктофон. Потом я познакомилась с Сашей, она показала мне истории, которые рассказывал ей отец несколько лет.

И я увидела, что это те самые истории. Сначала мне было по-детски обидно, что я была не единственной, с кем он ими поделился, но потом я поняла, что благодарна Саше за то, что она их сохранила. Я уже не могу поговорить с папой, но он может поговорить со мной. Я могу взять книгу Саши, прийти с ней в News Café, заказать кофе и представлять, что напротив сидит папа с вечной сигаретой и рассказывает мне в своей неторопливой ироничной манере о своих друзьях, работе, о своей жизни. И эти встречи могут повторяться бесконечно. Потому что есть эта книга, его монолог. Монолог с перерывом на смерть».

Ресторатор Вадим Прокопьев. Познакомил Романову с Марцевым

«Я вообще человек неделикатный и нерелигиозный. Собираюсь сказать несколько вещей о Пете, который был мне другом и собутыльником долгое время. Мы практически каждый вечер просиживали в News Café. Надеюсь, за то, что я сейчас скажу, на меня не обидятся ни родственники, ни друзья Петра. Правда важнее. И для живых, и для мертвых. Петя был талантливым мужчиной. Он был алкоголиком, что не секрет. Мы ходили с ним на блядки, много выпивали, разговаривали на самые разнообразные темы.

У нас был третий вездесущий компаньон Андрей, который называл нас «ячейкой». Нас, собутыльников, было трое, а теперь я остался один.

При всех многочисленных достоинствах Петя был вруном. Причем, врал он много и размашисто. На мой взгляд, это достаточно обаятельное качество. Он становился уже скорее рассказчиком. Мы с Андреем даже перестали уже ловить его на вранье и все прощали. У Пети столько хороших качеств, что все негативные, которые тоже нужны для полноты образа, просто теряются.

У него были периоды, когда он не пил, а были запои настоящие, театральные – он же в театре играл, у него был артистический талант. Мы с Андреем часто толкали друг друга ногами под столом, когда видели, что от Петиных героических рассказов, как он занес конек и крошит им милиционера, очередная девушка «плывет»… Петя заслужил свое место в белорусской истории, заслужил книгу. Надеюсь, она написана изящно и талантливо. Относитесь к историям, которые написаны в книге, с юмором. Быть блестящим рассказчиком – очень непросто. Мне его не хватает. Он просто устал, причем, давно. И прошу никого за это не винить».

Бизнесмен Роман Костицын. Координировал работу над книгой

«Последние лет восемь мы были очень близки с Петром как партнеры по бизнесу. Были всякие разные истории. Да, я подтвержу, что что он был непростым человеком. Но он был принципиален и порядочен во многих вещах, чем определил модель моего мировосприятия. Я счастлив, что на некоторых этапах был причастен к этой книге. Прекрасно отдаю себе отчет, что она вызовет небывалый общественный резонанс. Уже вызвала, как и сама персона Марцева, как и его проекты.

Эта книга – о жизни. О нас и нашей стране. Какие там истории, насколько они мифологичны – интересно исследовать каждому, кто прочитает. Книгой мы сделали 50%, остальные должны сделать вы, читатели. В книге много спорных моментов, но мы с Сашей пришли к согласию. Я мечтаю о самоуважении, к которому мы все придем в результате. Эта книга – очень хороший тест на взаимное уважение, на тот ресурс, который мы пока используем недостаточно».

Музыка Зміцер Вайцюшкевіч. Спяваў на прэзентацыі кнігі

«Калі я быў засранцам, былі вось гэтыя газеты «Імя», «БДГ», быў Пеця, якога я вельмі баяўся. Пра яго я даведаўся ад іншага Пятра – Піта Паўлава, які мне пра яго ўсё дундзеў: вось мы з Марцавым, мы с Цэслерам... А я думаю: а чаго я не з Цэслерам? Калі мы заходзілі да Цэслера выпіваць трошкі, прыходзіў хмуры Марцаў, які мяне быццам не заўважаў, я яго сапраўды баяўся, думаў, што там за чалавек такі? Што ў яго за характар, як мне да яго дагрукацца?..

У нейкі момант ён пачаў раскрывацца. На банкеце ў нямецкай амбасадзе я, будучы пьяным, сказаў жанчыне ад шчырага сэрца: «Вы – дурніца». Па-добраму сказаў, без зла. Аказалася, што гэта - жонка Марцава. І яна кажа мне: «Які ты маладзец, Зміцер, што гэта ўсё мне сказаў, ты – першы». А я баяўся, што Марцаў мяне заб'е. Потым у Берліне я падбягаў да яго: «Пятро, хадзем вып'ем!» А ён мне адказваў: «Я в завязке». Чытаючы кнігу, я суадношу сваё і ягонае жыццё. Калі б я прачытаў яе ў свае дваццаць, магчыма, стаў бы іншым».

Отзыв одного из первых читателей. Андрей Григорьев про «Монолог с перерывом на смерть»

Когда, уже много лет тому назад, я начал ездить в Лондон, то придумал для себя игру. Бросив чемодан в отеле, практически без передышки, уходил бродить по городу, изучая его закоулки, наслаждаясь красотой и величием столицы мира. И в какой-то момент стал чётко понимать, что вот по этим самым дорогам, по улицам, по переулкам и мостам, точно так же ходили реальные и выдуманные герои. Карл Первый, Виржиния Вулф, миссис Дэллоуэй, Оскар Уайльд, Джек Потрошитель, Маргарет Тэтчер, Чарльз Диккенс, Уильям Шекспир, Шерлок Холмс со своим напарником Ватсоном, их создатель Артур Конан Дойль, Джейн Остен, Сомерсет Моэм, Уинстон Черчилль... Список можно продолжать бесконечно. Я гулял по Лондону, представляя себе, как эти люди проходили здесь, смотрели на эти же дома и деревья, дышали вот этим самым воздухом. От этого картина наполнялась другим смыслом. Оживала, становилась личной, глубокой, не просто «видами, пейзажами и архитектурными памятниками». В эту игру я позже стал играть в других местах, куда заносили судьба и удача: в Гаване мне мерещились Маяковский и Фидель Кастро (которого чуть позже встретил «живьём»); в Буэнос-Айресе – молодой Че Гевара и прекрасная Эвита на балконе Casa Rosada; в Иерусалиме, конечно же, Иисус, Мария Магдалена, и, почему-то, Дина Рубина; в Варшаве и Кракове – Шопен, в сопровождении лёгкой тени Жорж Санд, которая там с ним не была, но виделась в воображении. И только в Минске, в городе, где я живу уже двадцать пять лет, мне никак не удавалось «настроиться на волну времени», почувствовать что-то особенное через глаза и образ известного человека, исторической фигуры. Но сегодня всё сложилось. Партия состоялась и выиграна. С этого дня для меня Минск ассоциируется с Петром Марцевым, благодаря Саше Романовой и её книге.

Последних лет десять я практически перестал читать по-русски. Исключая классиков, конечно. Нет, имена Саши Филипенко, Джона Шемякина, куртуазной Веры Полозковой, Виктора Мартиновича и иже с ними мне известны. Кое-что читано, чтобы не быть из тех, кто «Пастернака не читал, но осуждаю». Предпоследний писатель, оставивший зарубку на сердце и заставивший запомнить свою фамилию и имя, – Алексей Иванов. Тот самый, который написал «Географ глобус пропил», с моей точки зрения, гадкую и отвратную книжонку. Но у него есть прекрасная вещь – «Сердце пармы», за которую я готов простить ему всё остальное, включая «Географа». Теперь в списке Саша Романова со своей книгой о Марцеве. Десять часов почти непрерывного чтения. Слёзы на глазах в финале. И непривычное желание поделиться впечатлениями.

Если честно, то Марцев для меня был «личностью из прошлого». Да, все читали в девяностые «БДГ» и «Имя», это было частью нашей реальности, своеобразным past-time и, как теперь принято говорить, лонгрид ( думаю, Марцев убил бы за такое сравнение). Его имя всплыло из памяти, когда одна наша знакомая позвала нас с женой составить ей компанию на VondelRoof, где Саша собиралась прочесть главу из своей книги. К тому времени у меня уже было несколько статей на KYKY.org, мы с Сашей активно переписывались в мессенджере, и я подумал: почему бы и нет? Хороший повод встретиться, познакомиться, перекинуться парой фраз. Ну, и послушать, что она написала.

Вечер выдался чудесным. Было тепло, солнечно, весело. Публика собралась задорная. Саша волновалась, что меня удивило и подкупило. Я представлял её такой «стервой», готовой на всё ради продвижения своего имени, а оказалось, что она милая и застенчивая молодая женщина, способная переживать и не стесняться быть собой. Но прочитанная ею глава меня совершенно не впечатлила. Весь текст показался заунывным, надуманным, смешным. Какой-то «древний» Марцев, какие-то махинации с машинами, братки, короче, говоря их языком, хрень полная. После всего я подошёл, мы немного поговорили, на этом всё и закончилось. Мне подумалось, что надо просто забыть и забить. Добавлю, что у меня (простите за саморекламу) очень хороший вкус в отношении литературы, спасибо маме, и за всю жизнь книг прочитано, наверное, тысяч десять. Очень редко попадаются имена, которых я не знаю или не читал. Хотя, бывают открытия и сейчас, как недавно произошло с Бел Кауфман, которая мне встретилась на жизненном пути. Именно поэтому я последнее время предпочитаю читать по-английски. На этом языке даже чушь выглядит почти Шекспиром. Потом оказалось, что Саша собирает деньги на издание книги. Узнав об этом, я решил, что не буду участвовать в проекте. При всём уважении к Саше и тому факту, что она стала моей «крёстной мамой» в mass-media, напечатав мою первую статью. Шли дни. Время от времени у меня в ленте появлялись уведомления о продвижении проекта, о собранных суммах, какие-то новые главы. Сознаюсь: читал. На этом – всё. Ни поддерживать, ни комментировать не хотелось. Литературный снобизм зашкаливал: не Лев Толстой, какого дьявола?

Наступили жаркие летние дни. Счётчик тикал, проект продвигался. Что-то не давало покоя. Как у Марцева, накануне кризиса в России с ГКО. Короче, жопа горела. Буквально за несколько дней до завершения сбора денег я вышел на сайт и вбил данные своей кредитки. Гори всё гаром, думалось, прикольно, в конце концов.

Ожидание затянулось. Объективные причины, задержки, сложности…. В один момент я даже подумал, что всё пропало. Тут и пришло приглашение на закрытую презентацию в Галерее Ў. Возвращаясь домой в метро, я открыл книгу, прочитал пару абзацев, и понял, что всё, попал.

Весь литературный снобизм растворился сам собой. Книга захватила с первых слов и не отпускала десять часов, разве что с перерывами «на поесть» и туалет. На ум сразу пришли «Робинзон Крузо», «Путешествия Гулливера» и «Граф Монте-Кристо».

Из двух больших частей, на которые можно разделить книгу (жизнь и политика), мне больше понравилась первая. Она даёт возможность прочувствовать Марцева как человека. Более того, у многих выступающих на презентации звучала фраза о безграничной фантазии Петра и о том, что он мог приврать, но приврать художественно. Как мальчик, выросший в семье советской номенклатуры, могу сказать, что всё, описанное в первой части – правда. Шмотки, загранпоездки, девочки, выпивка, драки, деньги – всё это было. В моём случае мягче, не с таки размахом, как у него в Минске. Вторая часть была интересной с точки зрения темпа и изложения событий. Лично для себя ничего не нашёл нового. Но это только потому, что через связи, знакомства и дружбу с определёнными людьми могу посмотреть на описываемые ситуации с «другого угла», с угла человека, имевшего пусть минимальный, но доступ к тем событиям. Сейчас рассуждают о том, было такое или нет, а, возможно, Саша насочиняла. Не насочиняла. Это всё вполне могло быть.

Удивительно, но читая о Марцеве, я неожиданно для себя нашёл много общего. Сотни книг, бесконечное чтение. Работа журналистом. Я мечтал поступить на журфак и год писал статьи для нашей местной газеты. Мой первый репортаж был о парашютном кружке. Правда, я так и не решился прыгнуть, хотя предлагали, просто посидел в МИ-8, посмотрел на город внизу, послушал, как бьются о борт вертолёта «фалы». Мне не повезло с датой рождения. Он старше на 12 лет, и к тому времени, когда он начал зарабатывать, я только поступил в университет, нужно было учиться. Учиться серьёзно, поскольку учёба в лингвистическом университете предполагает тяжёлую, ежедневную работу. Но я помню те годы. Первые фирмы, доллары-марочки-россия возле каждого обменника, милицейские сводки о разборках, демонстрации, протесты оппозиции, убийства, разгон парламента 13-го созыва, который мы наблюдали с американскими друзьями по телевизору, и один из них сказал (с забавным акцентом): «Пиз*ец вашему парламенту»; Павла Шеремета, переходящего границу; тот референдум, после которого наш флаг и герб заменили на не пойми что. Помню дальнейшие события, благо жизнь выносила на знакомства с людьми «причастными» к ним и можно было получать достоверную информацию из первых рук. Так что в Сашиной книге если и есть вымысел, то чисто литературный. События описаны верно. Не знаю, насколько правдиво участие в них Марцева, но считаю, что если то, о чём я точно знаю – правда, то и остальному следует верить.

Однако, мне не хотелось бы оценивать книгу по принципу правда-ложь. Есть старая пронзительная песня, многие её знают. «Любви всё время мы ждём, как чуда, одной-единственной ждём, как чуда…». Несколько последних лет я постоянно думаю о том, что это – о нас. О целой нации, которая всё ждёт любви, вместо того, чтобы, наконец, полюбить. Полюбить свою историю, своё прошлое, своё настоящее, каким бы несовершенным и нелепым оно ни было и ни казалось. Полюбить за всё и вопреки всему. Так, как это получалось у Марцева. Ведь это совершенно ясно прослеживается через всю книгу: любовь к своей стране, желание сделать её лучше, пусть даже абсурдными методами барона Мюнхгаузена, пусть даже несбыточными планами Манилова, но – пытаться, сражаться с ветряными мельницами, вырывать сердце из груди, подобно Данко, освещая тёмный путь. Он не сбежал, он не струсил, он остался стоять, практически в одиночестве, и да, за это его можно назвать национальным героем, как правильно сказала Саша в своей небольшой вступительной речи во время презентации. Даже если считать, что половина рассказанного – романтический вымысел, это стоило выдумать.

Если вы ждёте от книги каких-то открытий или лингвистического наслаждения – не стоит. Сам жанр не рассчитан на глубокую философию или языковые находки. Это исповедь человека, сидящего перед вами в кафе с бокалом вина и сигаретой. Он немного подвыпил, немного устал, немного грустен, у него за плечами – жизнь. Но он предельно откровенен, как может быть откровенен случайный попутчик в купе поезда, когда ему нечего бояться, он видит вас в первый и последний раз жизни. Он и есть – сама жизнь. Именно поэтому ты веришь каждому слову, до последней запятой. Не зря Саша хотела назвать книгу «Монолог с перерывом на смерть». И мне было бесконечно жаль, что монолог закончился. Хотелось бежать в News Cafe, отыскать его за столиком, плюхнуться напротив и сказать: «Что там дальше? Давай, скорее! Скорее! Не могу ждать». Но вместо этого было послесловие его мамы и комок в горле.

Саша Романова сделала невозможное – она познакомила нас с частью нашей новейшей истории, с тем, о чём будут читать в учебниках лет через пятьдесят. Да-да, будут, не сомневайтесь.

Рекомендовать книги совершенно неблагодарное дело. У каждого свой вкус: кому-то нравится арбуз, кому-то свиной хрящик. В этом случае смело могу сказать – рекомендую. Более того, считаю, что это отличный материал для создания фильма. Первого национального, настоящего фильма, который взахлёб будут смотреть не только у нас, но и в Европе. На этом месте можете скептически улыбнуться. Повторюсь: c этого дня моя игра в лица и историю легко работает в Минске. Уже несколько часов, выходя в город, я подсознательно ловлю себя на мысли о том, что вот здесь, по этим улицам, по этому асфальту, среди этих домов ходил он, наш Дон Кихот, который своими руками делал нашу историю, который верил в то, что мы можем быть свободны и независимы. Пётр Марцев.

Заметили ошибку в тексте – выделите её и нажмите Ctrl+Enter

Десять причин пользоваться белорусской «лацінкай»

Культ • Аня Перова

Осознание ценности культуры и правда «ў заняпадзе»: некоторые, доживая до взрослых лет, даже не подозревают о существовании латинского написания белорусского языка. Какая еще латиница, когда и кириллицей мало кто пользуется в быту? KYKY предлагает полюбить «лацінку» . Держите 10 аргументов в пользу её внедрения.